hagnir

Доктора Бирюкова, помимо прочих многочисленных достоинств и некоторого количества пороков, отличает трогательное (иногда очень чувствительно трогательное) отношение к начальству.

К такому биологическому виду, как начальство, отношение у людей примерно как к паукам. Некоторые боятся, некоторые стараются держаться о них подальше, некоторые (совсем некоторые) истово любят и всячески вылизывают начальству спинку и полируют членистые ножки. Ну, есть такие. Арахнологи. Точнее, арахнофилы.

Доктор Бирюков начальство пасёт. Как козочек.

Для того, чтобы держать Бирюкова в подчиненных, начальству необходима либо носорожья кожа, либо накачанное как бицепс чувство юмора. Впрочем, не исключен и еще один вариант: начальство с напрочь отсутствующим чувством юмора и хилое на логические построения, то есть такое, которое бирюковский сарказм тупо не понимает.

( Таких начальников... )

С некоторыми очаровательными чертами заведующего терапевтическим отделением П. я уже вас знакомил. Добавлю еще один милый штришок.

Доктор Бирюков не очень любит исполнять обязанности нашей заведующей отделением нейрореанимации, женщины вапщесхарактером. Она вот ни фига не устаёт от власти, а он - очень. К концу рабочего дня с печальными глазами висит на стуле и доверительно рассказывает благодарным слушателям, как же его все заебали. Всё из-за того, что ему приходится решать организационные вопросы, это работа для терминатора. А доктор Бирюков - человек нежной душевной конструкции, даром что бывший регбист.

( Вот и в тот раз. )

Похожая немного история, но уже на моих глазах.

Лоб, друзья мои, дело тонкое. Беречь его надо, по возможности, ибо там как раз, сдается мне, содержатся моральные устои.

Находился на излечении у нас приличного вида человек. Очень культурный: по отзывам его родственников. Нам-то он таким не казался - в силу травматического расстройства лобной деятельности (ввиду столкновения в пьяном виде со злыми силами парка Сокольники) вел он себя неприлично: говорил сальности, рассказывал анекдоты с бородой, плевал в утку. Косился на медсестер, во взгляде было что-то прикладное.

Сестры у нас разные работали, и красивые были, и добрые. Жеребца с оплеванной уткой интересовали ни те, ни другие. Больше всего ему нравились медсестры видные, а наибольшее оживление вызывала процедурная сестра Ю., дама с беспокойной грудью. К тому же она, призывно покачивая капельницами, приходила каждый день. Да, еще у нее было декольте, красивое, как праздничное блюдо. Декольте являлось ее надежным союзником в борьбе за нехитрое женское счастье.

В то прекрасное весеннее утро мы с доктором Бирюковым, ничего особенно плохого не ожидая, сидели в ординаторской и уныло писали. Стены отделения вдруг сотряс истошный визг. Звук доносился из реанимационного зала. Мы побежали туда как орангутаны, на всех четырех. Так вообще-то быстрее, а скорость передвижения в реанимации имеет значение. У нас ведь там контингент пациентов такой был, знаете, с затеями, нельзя было терять ни секунды, чтобы потом не писать объяснительные. Навстречу нам бежала беспрестанно визжащая медсестра Ю. Глаза у нее были шальные. Из зала доносилось деловитое  покряхтывание.

Дознание, не требующее большого труда, явило следующую картину происшешего. Медсестра Ю. вошла в палату с капельницами в руке и бюстом наперевес. Декольте, да и вообще видимая часть медсестры Ю., заняли все внимание пациента. И начал он потихоньку, пока та искала вену, лысого свободной рукой гонять.

И все совпало. Медсестра Ю. вошла в вену. Пациент, до того безмолвный, торжествующе кончил на медсестру.

..."Он меня напугал!" - объясняла пышущая жаром медсетра Ю., которую в буфетной полотенцами обмахивал весь личный состав отделения.

Врала, думаю. Вид у нее был не напуганный. С таким видом люди побеждают, скажем, на Олимпиаде, а не пугаются.

К тому же, посудите сами, можно ли безмятежно работать с одной частью пациента, когда вся остальная его часть на тебя бодро дрочит, как на портрет Ксении Собчак?!