![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Как Пушкин и Хаврошкин в утреннике участвовали
Однажды на восьмое марта в третьем гмосковском детском саду решили сделать утренник целиком из мальчиков, а девочки чтобы смотрели и радовались. Ну, так чтобы стихи были, песни и хоровод обязательно в конце. Мальчики проявили активность, кому же не хочется, чтобы девочки на него под новым углом посмотрели, начали себе номера придумывать.
Про стихи Пушкин сказал, чтобы никто и не думал, а то он воспримет это как личное оскорбление и тут же сел за хохломской столик с фломастером и листочками - писать. Хаврошкин решил сплясать матросский танец яблочко, очень уж ему название нравилось. Федя Манчкин (не подумайте плохого, у него такая фамилия была, у него и папа был Манчкин, и дедушка тоже и еще дальше тоже все Манчкины были) сказал, что он сделает театральную постановку, у него папа в арт-хаусе работал, поэтому Федя к такому повороту в своей жизни был уже давно готов. Себе он взял роль героя-любовника, которого неожиданно убивает злодей, а на роль злодея он взял Опанаса Задвигу, который для роли отрицательного персонажа подходил наилучшим образом, Федя это так обосновал. Сережа Крот заплакал и сказал, что он ни на что не годен и что он убьет себя, но Федя Манчкин восхитился Сережей и тут же предложил ему роль трагического героя, который будет плакать, терзаясь дилеммой. Дилемму Федя сходу придумать не смог, поэтому попросил придумать Пушкина, который мог это сделать, не отвлекаясь от стихов. В конце концов, получилось так, что Пушкин написал Феде сценарий с массой пышных диалогов целиком, но, во-первых, ему это было не сложно, а во-вторых, от Феди всё равно было невозможно отвязаться, если он чего захочет. Махач из Махачкалы, который в Гмоскве жил в гостях, сказал, что он сам по себе подарок девочкам, поэтому лучше он вообще ничего не будет делать, только выразительно стоять в углу рядом с пианино и иногда делать бровями вверх-вниз. Оставался еще Саша Нелестный, которого сначала считали девочкой, но потом он внезапно оказался мальчиком, у его папы с мамой долго был на эту тему конфликт, сначала побеждала мама, но в итоге победил папа, потому, что он опытнее. Саша сказал, что лицедейство недостойно воина и согласился лишь охранять бегонию от Опанаса Задвиги. Опанас бегонию вообще исторически не любил, потому что она кололась, когда Опанас ее ел, поэтому он мог, в приступе творческого вдохновения, бегонию сломать или еще как-нибудь над ней надругаться.
Ну а девочки, конечно, обрадовались, захлопали в ладоши, только в детали утренника их никто, понятное дело, не посвящал. "Их дэло - васхищатса!" - сказал Махач из Махачкалы.
Долго ли, коротко ли, но наступил день утренника. Все пришли нарядные, по-праздничному одетые. Саша Нелестный был весь с головы до ног в хаки, только на ногах были голубые чешки, поскольку чешек цвета хаки Сережин папа не нашел, в магазине "Профессионал" такие не продаются. Федя Манчкин одел темные очки, через которые плохо видел, поэтому постоянно тыкался носом в стены, а в раздевалке, по ошибке, зашел в шкафчик Опанаса Задвиги, и там на него упала груша, припрятанная Опанасом еще с Нового Года. Федя извозился в груше, но очков так и не снял, только поругался с Опанасом по поводу беспорядка. Сам Опанас оделся по-спортивному, с просторные трусы и майку с человеком-пауком, поскольку он уже знал, что ему сегодня разрешат убивать Федю, и поэтому заранее готовился. Сереже Кроту Федя выбелил лицо и нарисовал черные круги под глазами, какие положены трагическому персонажу, но, поскольку Федя во время своей гримерной работы не снимал темных очков, то глаза у Сережи получились в несколько неожиданных местах и числом больше, чем обычно у людей бывает, ибо Федя еще пытался всё исправить. Сережа посмотрел в зеркало и зарыдал, отчего всё стало еще хуже. Пушкин оделся классически, во фрак, сшитый им собственноручно по выкройкам из журнала "Работница" шестьдесят третьего года, подшивку им с Хаврошкиным Симеон подарил, в качестве благодарности за сочувствие. Там же, в журнале, Пушкиным был обнаружен и вариант для Хаврошкина: бескозырка и матросская курточка, которые Пушкин, согласно своему настроению, исполнил в оттенках багряного и малинового. Махач из Махачкалы пришел в лакированных туфлях и модных джинсах, заправленных в носки, отчего он приобрел сходство с африканской птицей марабу. Махач оттеснил всех от зеркала и стоял там, репетируя бровями вверх-вниз.
Девочки расположились на стульчиках в два ряда и возбужденно шептались. Воспитательница издала игривую трель на пианино. Вошел Саша Нелестный и встал, широко расставив ноги, около бегонии. Девочки зааплодировали. Саша нахмурился, поскольку такая слава была ему не нужна, но чем дольше он стоял, молчаливый и грозный, тем большее восхищение он вызывал у девочек. Девочка Лера, правда, некстати засмеялась, но, во-первых, Лера - девочка вообще смешливая, а во-вторых, Лена Зеленина привязала ее косички к застежкам платья сзади, и, пока Лера выпутывалась, порядок был восстановлен. Саша тем временем решил не привлекать общего внимания и спрятался за бегонию, чтобы охранять ее из глубины, а в зал вышел Махач из Махачкалы. Он приблизился к пианино и выразительно встал, выставив одну ногу вперед. Девочки затаили дыхание, решив, что Махач будет петь, но поскольку он не пел, а только двигал бровями вверх-вниз, девочки быстро утратили к нему интерес и начали сплетничать про Сашу Нелестного. Разочарованный Махач сказал : "Эээ" и ушел к Саше Нелестному за бегонию, играть в наклейки от йогурта.
Потом в зал прошел Федя Манчкин в темных очках, по пути зацепил ногой стул с Лерой, которая ела банан, и упал ненадолго на нее, отчего Лера снова засмеялась. Леру зашикали, Федю поставили на ноги, почистили от банана и проводили к бегонии. Федя представил номер, который, кстати, назывался "Зловещая смерть" и изложил синопсис, который никто из девочек не понял из-за недостатка образования. Зато когда Федя начал играть свою роль героя-любовника и объясняться в любви неведомой Офелии Онимфе, девочки затихли и смотрели на Федю безмолвно, как бандерлоги на удава. Только Лера засмеялась, потому что ей показалось смешным имя Офелия, но Лена Зеленина и Аня Крапивко случайно её уронили со стула назад и порядок был восстановлен.
Тем временем, после Фединых слов: "О где же ты? Порхать в лучах авроры подобно мотыльку невместно мне!" (Пушкин всегда странно писал), в зале появился Опанас Задвига, по-атлетически пружинисто по подошел к Феде и нанес крепкий удар кулаком куда-то в Федину середину. Федя с осуждением во взгляде осел на пол. Согласно устной договоренности, Опанас должен был убивать Федю несильно, понарошку. Лежа на полу, Федя думал, что договоренность эту нужно было оформить официально, отдельно оговорив размер понарошки, и, наверное, даже нотариально заверить, но сказать он ничего не мог, поскольку, пока Опанас его убивал, все Федины слова застряли внутри и не говорились.
Из-за бегонии стремительным шагом вышел Саша Нелестный, взял Федю за ногу, а Опанаса - за человека-паука и оттащил обоих от бегонии. Девочки зааплодировали, а Феде удалось, пользуясь случаем, сбежать в раздевалку, потеряв при этом темные очки. Очки взял себе Саша, но одевать не стал, чтобы не терять бдительности, а зацепил дужкой за воротник рубашки и ушел обратно за бегонию, не забыв еще раз предупредить Опанаса на счет порядка около охраняемого растения. Опанас тоже хотел пойти за бегонию, но его оттуда выгнали, сказав, что доверия после случившегося межнационального конфликта ему нет и чтобы шел к пианино и стоял около воспитательницы. Опанас вздохнул и пошел к пианино, ковырять заднюю стенку.
В раздевалке, между тем, продолжал рыдать Сережа Крот, и нарыдал себе к этому времени такое лицо, что Феде, который впервые за сегодняшний день увидел его минуя темные очки, непроизвольно удалось закричать, первый раз после Опанаса. Стараясь смотреть в пол, Федя вытолкал Сережу в зал, обругал Пушкина и Хаврошкина чернью и ушел в горшечную думать об искусстве.
Девочки, увидев Сережу, поначалу страшно перепугались, поскольку решили, что за ними пришел Крик Три. Лена Зеленина накрылась фартуком, а Аня Крапивко, чтобы не закричать, укусила себя за руку, от чего, конечно же, закричала. Сережа, оставляя за собой мокрые пятна, прошел к бегонии и сказал, что он не помнит текст и поэтому убъет себя. Девочкам стало его жалко. Аня Крапивко тут же заплакала сама, от жалости и еще потому, что рука болела, а девочка с красивым именем Ростислава кинула в Сережу конфетой Гулливер. Конфета попала Сереже в лоб и прилипла к белилам и Сережа, крича о том, что это провал и он убъет себя, ушел в раздевалку. Там он отлепил конфету, съел ее и передумал себя убивать.
Когда конфета прилипла к Сереже, девочка Лера опять засмеялась. Лена Зеленина взяла ее за косички, отвела в горшечную и заперла там вместе с Федей Манчкином. Феде Лера мешала думать об искусстве, потому, что смеялась, Федя начал биться в дверь и его освободила воспитательница.
Всё это время Пушкин и Хаврошкин репетировали свои номера в раздевалке. Хаврошкин энергично танцевал матросский танец яблочко, временами роняя скамейки, а Пушкин пробовал различные интонации на подоконнике, аккуратно вписав себя в оконный проем. Время от времени то один, то другой, а то и оба сразу, подходили к двери и подглядывали в зал. Когда в зале Федю Манчкина начали убивать, Пушкин не выдержал: Вот что, брат Хаврошкин - сказал он. - Сдается мне что высокое искусство этим девочкам ни к чему. Посмотри, как всё оборачивается, их заводят низменные страсти: культ насилия, грубый мордобой под знаком человека-паука, Саша Нелестный, наконец. Ты заметил, как они волнуются, стоит ему лишь перетоптнуться с ноги на ногу? К чему им вот это?!" - и Пушкин взмахнул рукой, и по раздевалке разлетелись листочки, мелко исписанные синим фломастером и с женскими профилями на полях. Один из листков, совершив пируэт, упокоился на коленях рыдающего Сережи Крота. Тот бросил взгляд на листок, вскричал: "Я никогда, никогда так не смогу! Я убъю себя!" - и начал метаться по раздевалке. Из зала вывалился пятнистый от напряжения Федя Манчкин, на него налетел ревущий Сережа Крот. Федя покричал некоторое время, потом впихнул Крота в зал и, ругаясь, ушел в горшечную.
Пушкин, которого только что назвали чернью, даже слегка растерялся и некоторое время подбирал слова. Нет! - наконец сказал он. - Брат Хаврошкин, неужели и этого тебе недостаточно, чтобы прекратить этот дешевый балаган? Хаврошкин, мать твоя хиппи, перестань исполнять этот танец орангутана и ответь брату своему наконец!". Хаврошкин раскидисто протанцевал вокруг Пушкина последний раз и, отдуваясь, сказал: "Брат Пушкин, женщину возможно познать, но невозможно предсказать. Понимаю твою печаль, но, как говорил Цицерон, живет свободно только тот, кто находит радость в исполнении своего долга. Это Восьмое марта, брат мой, пойдем же, исполним свой долг! Цицерону грех не внять".
Хаврошкин с рождения знал, что сказать брату своему в нужный момент.
...Стоит ли говорить, что Пушкин и Хаврошкин спасли этот праздник. Как звенел голос Пушкина, читающего стихи прямо из головы, вяжущего рифму за рифмой в причудливое полотно, в котором кровь находилась от любви на астрономическом расстоянии, а соль и боль вообще не встречались. Каким вихрем танцевал матросский танец Хаврошкин в кроваво-красной бескозырке, как клонилась под этим напором бегония и прятались за ней Саша Нелестный и Махач из Махачкалы, облепленные наклейками от йогурта. Как рыдала воспитательница на пианино, играя непроизвольно лицом и локтем что-то печальное и атональное. Как смеялась Лера и никто ее не трогал. И какими глазами смотрела на них Лена Зеленина.
Девочки, несмотря ни на что, понимают, что для мужчины - долг превыше всего.
(Продолжение, после некоторого перерыва, естественно, следует)
Про стихи Пушкин сказал, чтобы никто и не думал, а то он воспримет это как личное оскорбление и тут же сел за хохломской столик с фломастером и листочками - писать. Хаврошкин решил сплясать матросский танец яблочко, очень уж ему название нравилось. Федя Манчкин (не подумайте плохого, у него такая фамилия была, у него и папа был Манчкин, и дедушка тоже и еще дальше тоже все Манчкины были) сказал, что он сделает театральную постановку, у него папа в арт-хаусе работал, поэтому Федя к такому повороту в своей жизни был уже давно готов. Себе он взял роль героя-любовника, которого неожиданно убивает злодей, а на роль злодея он взял Опанаса Задвигу, который для роли отрицательного персонажа подходил наилучшим образом, Федя это так обосновал. Сережа Крот заплакал и сказал, что он ни на что не годен и что он убьет себя, но Федя Манчкин восхитился Сережей и тут же предложил ему роль трагического героя, который будет плакать, терзаясь дилеммой. Дилемму Федя сходу придумать не смог, поэтому попросил придумать Пушкина, который мог это сделать, не отвлекаясь от стихов. В конце концов, получилось так, что Пушкин написал Феде сценарий с массой пышных диалогов целиком, но, во-первых, ему это было не сложно, а во-вторых, от Феди всё равно было невозможно отвязаться, если он чего захочет. Махач из Махачкалы, который в Гмоскве жил в гостях, сказал, что он сам по себе подарок девочкам, поэтому лучше он вообще ничего не будет делать, только выразительно стоять в углу рядом с пианино и иногда делать бровями вверх-вниз. Оставался еще Саша Нелестный, которого сначала считали девочкой, но потом он внезапно оказался мальчиком, у его папы с мамой долго был на эту тему конфликт, сначала побеждала мама, но в итоге победил папа, потому, что он опытнее. Саша сказал, что лицедейство недостойно воина и согласился лишь охранять бегонию от Опанаса Задвиги. Опанас бегонию вообще исторически не любил, потому что она кололась, когда Опанас ее ел, поэтому он мог, в приступе творческого вдохновения, бегонию сломать или еще как-нибудь над ней надругаться.
Ну а девочки, конечно, обрадовались, захлопали в ладоши, только в детали утренника их никто, понятное дело, не посвящал. "Их дэло - васхищатса!" - сказал Махач из Махачкалы.
Долго ли, коротко ли, но наступил день утренника. Все пришли нарядные, по-праздничному одетые. Саша Нелестный был весь с головы до ног в хаки, только на ногах были голубые чешки, поскольку чешек цвета хаки Сережин папа не нашел, в магазине "Профессионал" такие не продаются. Федя Манчкин одел темные очки, через которые плохо видел, поэтому постоянно тыкался носом в стены, а в раздевалке, по ошибке, зашел в шкафчик Опанаса Задвиги, и там на него упала груша, припрятанная Опанасом еще с Нового Года. Федя извозился в груше, но очков так и не снял, только поругался с Опанасом по поводу беспорядка. Сам Опанас оделся по-спортивному, с просторные трусы и майку с человеком-пауком, поскольку он уже знал, что ему сегодня разрешат убивать Федю, и поэтому заранее готовился. Сереже Кроту Федя выбелил лицо и нарисовал черные круги под глазами, какие положены трагическому персонажу, но, поскольку Федя во время своей гримерной работы не снимал темных очков, то глаза у Сережи получились в несколько неожиданных местах и числом больше, чем обычно у людей бывает, ибо Федя еще пытался всё исправить. Сережа посмотрел в зеркало и зарыдал, отчего всё стало еще хуже. Пушкин оделся классически, во фрак, сшитый им собственноручно по выкройкам из журнала "Работница" шестьдесят третьего года, подшивку им с Хаврошкиным Симеон подарил, в качестве благодарности за сочувствие. Там же, в журнале, Пушкиным был обнаружен и вариант для Хаврошкина: бескозырка и матросская курточка, которые Пушкин, согласно своему настроению, исполнил в оттенках багряного и малинового. Махач из Махачкалы пришел в лакированных туфлях и модных джинсах, заправленных в носки, отчего он приобрел сходство с африканской птицей марабу. Махач оттеснил всех от зеркала и стоял там, репетируя бровями вверх-вниз.
Девочки расположились на стульчиках в два ряда и возбужденно шептались. Воспитательница издала игривую трель на пианино. Вошел Саша Нелестный и встал, широко расставив ноги, около бегонии. Девочки зааплодировали. Саша нахмурился, поскольку такая слава была ему не нужна, но чем дольше он стоял, молчаливый и грозный, тем большее восхищение он вызывал у девочек. Девочка Лера, правда, некстати засмеялась, но, во-первых, Лера - девочка вообще смешливая, а во-вторых, Лена Зеленина привязала ее косички к застежкам платья сзади, и, пока Лера выпутывалась, порядок был восстановлен. Саша тем временем решил не привлекать общего внимания и спрятался за бегонию, чтобы охранять ее из глубины, а в зал вышел Махач из Махачкалы. Он приблизился к пианино и выразительно встал, выставив одну ногу вперед. Девочки затаили дыхание, решив, что Махач будет петь, но поскольку он не пел, а только двигал бровями вверх-вниз, девочки быстро утратили к нему интерес и начали сплетничать про Сашу Нелестного. Разочарованный Махач сказал : "Эээ" и ушел к Саше Нелестному за бегонию, играть в наклейки от йогурта.
Потом в зал прошел Федя Манчкин в темных очках, по пути зацепил ногой стул с Лерой, которая ела банан, и упал ненадолго на нее, отчего Лера снова засмеялась. Леру зашикали, Федю поставили на ноги, почистили от банана и проводили к бегонии. Федя представил номер, который, кстати, назывался "Зловещая смерть" и изложил синопсис, который никто из девочек не понял из-за недостатка образования. Зато когда Федя начал играть свою роль героя-любовника и объясняться в любви неведомой Офелии Онимфе, девочки затихли и смотрели на Федю безмолвно, как бандерлоги на удава. Только Лера засмеялась, потому что ей показалось смешным имя Офелия, но Лена Зеленина и Аня Крапивко случайно её уронили со стула назад и порядок был восстановлен.
Тем временем, после Фединых слов: "О где же ты? Порхать в лучах авроры подобно мотыльку невместно мне!" (Пушкин всегда странно писал), в зале появился Опанас Задвига, по-атлетически пружинисто по подошел к Феде и нанес крепкий удар кулаком куда-то в Федину середину. Федя с осуждением во взгляде осел на пол. Согласно устной договоренности, Опанас должен был убивать Федю несильно, понарошку. Лежа на полу, Федя думал, что договоренность эту нужно было оформить официально, отдельно оговорив размер понарошки, и, наверное, даже нотариально заверить, но сказать он ничего не мог, поскольку, пока Опанас его убивал, все Федины слова застряли внутри и не говорились.
Из-за бегонии стремительным шагом вышел Саша Нелестный, взял Федю за ногу, а Опанаса - за человека-паука и оттащил обоих от бегонии. Девочки зааплодировали, а Феде удалось, пользуясь случаем, сбежать в раздевалку, потеряв при этом темные очки. Очки взял себе Саша, но одевать не стал, чтобы не терять бдительности, а зацепил дужкой за воротник рубашки и ушел обратно за бегонию, не забыв еще раз предупредить Опанаса на счет порядка около охраняемого растения. Опанас тоже хотел пойти за бегонию, но его оттуда выгнали, сказав, что доверия после случившегося межнационального конфликта ему нет и чтобы шел к пианино и стоял около воспитательницы. Опанас вздохнул и пошел к пианино, ковырять заднюю стенку.
В раздевалке, между тем, продолжал рыдать Сережа Крот, и нарыдал себе к этому времени такое лицо, что Феде, который впервые за сегодняшний день увидел его минуя темные очки, непроизвольно удалось закричать, первый раз после Опанаса. Стараясь смотреть в пол, Федя вытолкал Сережу в зал, обругал Пушкина и Хаврошкина чернью и ушел в горшечную думать об искусстве.
Девочки, увидев Сережу, поначалу страшно перепугались, поскольку решили, что за ними пришел Крик Три. Лена Зеленина накрылась фартуком, а Аня Крапивко, чтобы не закричать, укусила себя за руку, от чего, конечно же, закричала. Сережа, оставляя за собой мокрые пятна, прошел к бегонии и сказал, что он не помнит текст и поэтому убъет себя. Девочкам стало его жалко. Аня Крапивко тут же заплакала сама, от жалости и еще потому, что рука болела, а девочка с красивым именем Ростислава кинула в Сережу конфетой Гулливер. Конфета попала Сереже в лоб и прилипла к белилам и Сережа, крича о том, что это провал и он убъет себя, ушел в раздевалку. Там он отлепил конфету, съел ее и передумал себя убивать.
Когда конфета прилипла к Сереже, девочка Лера опять засмеялась. Лена Зеленина взяла ее за косички, отвела в горшечную и заперла там вместе с Федей Манчкином. Феде Лера мешала думать об искусстве, потому, что смеялась, Федя начал биться в дверь и его освободила воспитательница.
Всё это время Пушкин и Хаврошкин репетировали свои номера в раздевалке. Хаврошкин энергично танцевал матросский танец яблочко, временами роняя скамейки, а Пушкин пробовал различные интонации на подоконнике, аккуратно вписав себя в оконный проем. Время от времени то один, то другой, а то и оба сразу, подходили к двери и подглядывали в зал. Когда в зале Федю Манчкина начали убивать, Пушкин не выдержал: Вот что, брат Хаврошкин - сказал он. - Сдается мне что высокое искусство этим девочкам ни к чему. Посмотри, как всё оборачивается, их заводят низменные страсти: культ насилия, грубый мордобой под знаком человека-паука, Саша Нелестный, наконец. Ты заметил, как они волнуются, стоит ему лишь перетоптнуться с ноги на ногу? К чему им вот это?!" - и Пушкин взмахнул рукой, и по раздевалке разлетелись листочки, мелко исписанные синим фломастером и с женскими профилями на полях. Один из листков, совершив пируэт, упокоился на коленях рыдающего Сережи Крота. Тот бросил взгляд на листок, вскричал: "Я никогда, никогда так не смогу! Я убъю себя!" - и начал метаться по раздевалке. Из зала вывалился пятнистый от напряжения Федя Манчкин, на него налетел ревущий Сережа Крот. Федя покричал некоторое время, потом впихнул Крота в зал и, ругаясь, ушел в горшечную.
Пушкин, которого только что назвали чернью, даже слегка растерялся и некоторое время подбирал слова. Нет! - наконец сказал он. - Брат Хаврошкин, неужели и этого тебе недостаточно, чтобы прекратить этот дешевый балаган? Хаврошкин, мать твоя хиппи, перестань исполнять этот танец орангутана и ответь брату своему наконец!". Хаврошкин раскидисто протанцевал вокруг Пушкина последний раз и, отдуваясь, сказал: "Брат Пушкин, женщину возможно познать, но невозможно предсказать. Понимаю твою печаль, но, как говорил Цицерон, живет свободно только тот, кто находит радость в исполнении своего долга. Это Восьмое марта, брат мой, пойдем же, исполним свой долг! Цицерону грех не внять".
Хаврошкин с рождения знал, что сказать брату своему в нужный момент.
...Стоит ли говорить, что Пушкин и Хаврошкин спасли этот праздник. Как звенел голос Пушкина, читающего стихи прямо из головы, вяжущего рифму за рифмой в причудливое полотно, в котором кровь находилась от любви на астрономическом расстоянии, а соль и боль вообще не встречались. Каким вихрем танцевал матросский танец Хаврошкин в кроваво-красной бескозырке, как клонилась под этим напором бегония и прятались за ней Саша Нелестный и Махач из Махачкалы, облепленные наклейками от йогурта. Как рыдала воспитательница на пианино, играя непроизвольно лицом и локтем что-то печальное и атональное. Как смеялась Лера и никто ее не трогал. И какими глазами смотрела на них Лена Зеленина.
Девочки, несмотря ни на что, понимают, что для мужчины - долг превыше всего.
(Продолжение, после некоторого перерыва, естественно, следует)
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
Представила это все в лицах и умерла под столом :)
no subject
Жду продолжения
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject